к/т "Улан-Батор"

[AK 1 064]

Ремарка, Старая станция-Ленинские Горы. Сейчас закрытая и заброшенная.

Людей не путайте, станция прекрасно себя чувствует, ее открыли заново в 2002 когда я в институт поступал и далее мы неоднократно пили там пиво, то что вы показываете это не станция а эскалатор наверх

Блин, комменты обновлять надо

Изменено 11 мар 2013, 12:12:23 пользователем AK

[нахалёнок 7 512]

я первую сделку провёл осенью 1987го

[Brios 6 697]

Людей не путайте, станция прекрасно себя чувствует, ее открыли заново в 2002 когда я в институт поступал и далее мы неоднократно пили там пиво, то что вы показываете это не станция а эскалатор наверх

Что вы хотите. Я любимое кафе мороженное на тверской забыл - 2а часа спорили как называлось. Путали с Ленинским проспектом.

[Dimovi 685]

Меня в это мороженное всякий раз водили перед отправкой в пионерлагерь, ну там если автобусы опаздывают или еще какая задержка. Слоника тоже должны были водить.

[WhiteKorean 89]

я первую сделку провёл осенью 1987го

весной 87 или 88 (записей не вел) выменял полтинник-24 за 3 пробки из-под чешского пива

[viddsid 298]

нумизматов насмотрелся, филателистов, кстати, так не гоняли

Тем временем Общество филателистов, в которое входили тогда нумизматические клубы, в лице его председателя, знаменитого полярника Кренкеля, вывесило на всех клубах такое объявление:

«В то время как филателия воспитывает в молодежи патриотические чувства, нумизматика учит ретроспективному взгляду на историю. Для того, чтоб уберечь молодежь от вредного влияния нумизматики, все клубы в СССР закрываются, и занятие нумизматикой считается предосудительным».

[Brios 6 697]

Вы учитываете Кренкель был фигурой одиозной-ярый коммунист партиец с 1938 года. Они и родную маму могли к стенке поставить за идею коммунизма.

В ЦК был один уважаемый нумизмат, да и в МИДе были.

[viddsid 298]

я имею в виду общую тенденцию. По маркам выпускались каталоги с указаниями цен, по которым филателистические магазины их и продавали. Наборы марок продавались во всех киосках. Журнал "Филателия" выпускался.

То, что в ЦК кто-то монеты собирал, генеральную линию не отменяло

[але-кс 124]

Интересное время было,сплошной драйв,посадить могли за всё и сажали,а сейчас тоже могут за всё посадить,но не сажают..... !!!Или сажают,но не тех.Как то так)))

[Max Otto von Stirlitz 2 619]

Вы учитываете Кренкель был фигурой одиозной-ярый коммунист партиец с 1938 года. Они и родную маму могли к стенке поставить за идею коммунизма.

В ЦК был один уважаемый нумизмат, да и в МИДе были.

Вы учитывайте, Эрнст Кренкель был фигурой несчастной - знаменитейший полярник, радист-коротковолновик СССР а может и мира №1, личность сомнительная во всех отношениях, вечно подконтрольный-подотчетный, вечно "на ковер" его таскали, в войну - представитель подлежащей уничтожению и рабству национальности, чудом избежавший высылки в голодные степи, доверия партии никогда не вызывал, начинания его в полярных исследованиях рубили на корню, одиночную зимовку ему ЦК запретил (не "удостоен" доверия). Ну, он к старости сдался и делал, что от него требовали.

Убежденным, идейным коммунистом никогда Кренкель не был, он и в партию-то вынужден был вступить для проформы, уже будучи всесоюзно известным героем. Насчет мамы тоже это ну черезчур сильно - не думаю.

Изменено 11 мар 2013, 16:58:06 пользователем Max Otto von Stirlitz

[шеф 302]

Вы учитывайте, Эрнст Кренкель был фигурой несчастной - знаменитейший полярник, радист-коротковолновик СССР а может и мира №1, личность сомнительная во всех отношениях, вечно подконтрольный-подотчетный, вечно "на ковер" его таскали, в войну - представитель подлежащей уничтожению и рабству национальности, чудом избежавший высылки в голодные степи, доверия партии никогда не вызывал, начинания его в полярных исследованиях рубили на корню, одиночную зимовку ему ЦК запретил (не "удостоен" доверия). Ну, он к старости сдался и делал, что от него требовали.

Убежденным, идейным коммунистом никогда Кренкель не был, он и в партию-то вынужден был вступить для проформы, уже будучи всесоюзно известным героем. Насчет мамы тоже это ну черезчур сильно - не думаю.

В сборнике Михаила Веллера "Легенды Невского проспекта" есть занятный , иронический рассказ о Кренкеле..называется "Маузер Папанина"..

[Max Otto von Stirlitz 2 619]

Есть такое. Но там весь сборник, замечательный и выдающийся в литературном плане, в части фактической весь на уровне баек. Легенды - они и есть легенды. Новеллы про Тарасюка, про Кренкеля, особенно про Моше Даяна содержат немало небылиц. Ну, в байках это допустимо и даже наверное необходимо.

[Brios 6 697]

Если под таким углом может вы и правы. Но если вспомнить дела нумизматов, то ..............................

Иван Костров "КОГТИ БЕЛОГО ОРЛА" ("Человек и закон". № 2 за 1971).

Ирина Стельмащук робко вошла в зал заседаний Московского городского суда, присела на краешек дубовой лавки. Кивнув своему мужу, сидящему на скамье подсудимых первым, и улыбнувшись ему, она поудобнее устраивается на лавке, начинает вслушиваться в слова, которые говорят то судья, то адвокат, а то специалисты-искусствоведы, приглашенные на заседание в качестве экспертов. Они подолгу объясняют значение какой-нибудь редкой «императорской» монеты.

Судьи по многим признакам — по выражению лиц посетителей, по жестам, улыбкам, которыми они обмениваются с подсудимыми, могут судить о степени родства и даже знакомства между ними. Жена Стельмащука вызывает у них особый интерес. Она плохо одета, даже бедно, подчеркнуто бедно. Вот и на этот раз Ирина пришла в легком пальто. И несмотря на выпавший на дворе снег, она, как и в теплые дни, когда начинался процесс, была одета в тонкие резиновые сапожки. Председательствующий Лев Николаевич Монахов пододвигает к себе обвинительное заключение, открывает страницу, где обозначена стоимость описанного у подсудимых имущества. Стельмащук — 400 рублей. Рядом другая фамилия и цифра иная — 7000. Если же судить по размаху операций, по широте связей, по характеру сделок, Стельмащук не уступает своим коллегам. Кое в чем он не имеет себе соперников.

«Куда он девал деньги?» — думает судья.

Вопрос не единственный. Один из многих в этом необычном процессе. За девятнадцать лет судейства Монахов не встречал подобного дела. На скамье подсудимых коллекционеры монет и наградных знаков.

Процесс о нумизматах — это не процесс о нумизматике; наоборот: суд идет над теми, кто дело коллекционирования превратил в доходный промысел, над теми, кто не имеет с нумизматикой ничего общего.

Нумизматы, по мнению многих, это люди с чудинкой. Своему, увлечению они посвящают все свободнее время. Как и все истинные коллекционеры, ради своих собраний они готовы забыть отдых, кино, театр. Коллекционирование становится страстью. Одна маленькая позеленевшая от времени монета может рассказать нумизмату больше, чем иная книга. Монета для него — посланец забытой эпохи, людей, живших сотни и даже тысячи лет назад. Иной коллекционер знает о каком-то периоде в жизни народа больше, чем историк, искусствовед. Да, настоящий нумизмат сродни ученому — он много знает, он увлечен своей темой. А как эти?..

Вопрос не дает покоя судьям. И как бы убедительны ни были доказательства преступной деятельности подсудимых, они снова и снова подвергают анализу материалы следствия, показания свидетелей, доискиваются истинны, которая бы не оставляла сомнений, что люди эти давно перестали быть нумизматами и превратились в заурядных дельцов.

Стельмащук старше других подсудимых — ему пятьдесят один год. Сросшиеся у переносья черные брови и беспокойные глаза придают ему вид настороженный. Весь подавшись вперед, он жадно смотрит на каждого говорящего в данный момент участника процесса и лишь изредка переводит взгляд на Ирину и чуть заметно ободряюще ей улыбается. Ирина редко отводит от него взгляд, она смотрит только на него, и Стельмащук отвечает ей благодарной улыбкой. Впрочем, от наблюдательного взгляда не ускользнет тревога, поселившаяся в его глазах, и напряженное ожидание беды. По материалам следствия, по пунктам обвинительного заключения его операции выглядят самыми крупными — он предстает перед судом не коллекционером, а дельцом — человеком, далеким от интересов подлинного нумизмата.

Стельмащук много ездил по стране — разумеется, по делам службы. Он, как заведующий лабораторией столичного научно-исследовательского института, приезжал в города, районы, собирал необходимый для научной работы материал. И не упускал случая сойтись с местными нумизматами, заключить одну-другую сделку. Всюду новые знакомства, новые лица и сделки, сделки, сделки.

При обыске на квартире и по месту работы у него изъято в виде монет, орденов и других изделий: 29 килограммов серебра, 905 граммов золота, 40 граммов платины.

— Ну что ж! Чего не бывает в богатой коллекции нумизмата! — скажет читатель. Да, конечно, коллекции бывают разные. Но о коллекции Стельмащука эксперты-искусствоведы сказали: «Она не имеет научной ценности, в подборе монет и знаков выражен коммерческий характер...»

«Скупая монеты в большом количестве одинаковых экземпляров, — говорится в предъявленном Стельмащуку обвинительном заключении, он фактически готовил их для перепродажи по спекулятивным ценам». Вот в чем, оказывается, дело.

Стельмащук и на следствии и во время судебного разбирательства утверждает примерно следующее: да, я покупал, я затем продавал, но коллекционирование — дело живое, моя коллекция все время совершенствуется — как же обойтись без купли-продажи?..

Посмотрим, как проводил Стельмащук операции «купли-продажи». Летом 1964 года в Ленинграде он приобретает у неизвестного лица серебряный рубль Иоанна Антоновича 1741 года за двести пятьдесят рублей. Тут же он делает вторую покупку: за серебряный рубль «Орловик» Павла I платит двести рублей. Но вот проходит время, и в Москве он перепродает эти рубли Кузьмину, приехавшему из Улан-Удэ, за семьсот рублей.

От этой одной операции чистенькими в кармане Стельмащука оседают двести пятьдесят рублей. Обыкновенный человек скажет: спекуляция— и все тут! Но нет. Стельмащук, которого кое-кто из московских нумизматов наивно считает крупнейшим коллекционером, снисходительно улыбается при таком утверждении. Он недоумевает: как же это вы, граждане судьи, и гражданин прокурор, и все присутствующие на суде, не понимаете простых вещей? Ведь нумизмат — человек увлеченный. Сегодня я сбыл ненужные мне рубли и получил, как вы говорите, выгоду в двести пятьдесят рублей, а завтра я случайно увижу ничтожный с вашей точки зрения, позеленевший кругляшок и сердце мое захолонет, глаза зажгутся радостным вожделением... И я, боясь, что у меня перехватят бесценное сокровище, брошу за него все свои наличные— хоть тысячу рублей! Ведь выбросил же Хидекель тысячу двести рублей за портретный серебряный рубль Петра II..

Это — слова. А вот дела.

К делу обвиняемого приобщено письмо Кузьмина на имя Стельмащука: «Я у вас был в Москве в августе 1969 года и вы мне продали две монеты: рубль Иоанна Антоновича 1741 года и рубль Павла I с орлом — «Орловик». За эти две монеты вы взяли с меня 700 рублей. Вчера у меня был один товарищ из Москвы и оценил их максимум 250 рублей за две монеты. Таким образом, вы меня обманули минимум на 450 рублей. Вы на меня посмотрели, как на человека из провинции, не знающего цен, и просто умышленно обманули, хотя вы эти монеты купили в несколько раз дешевле. Это похоже на спекуляцию».

Как видно из письма, нумизматы тоже способны считать деньги. И слово «спекуляция» на их языке звучит так же, как и на языке всех других людей.

Нумизмат по своей природе должен быть чутким к фактам истории. Радость познания прошлого своего народа, своей Родины и составляет основной мотив нумизматической деятельности. Монеты и знаки прошлых времен ценятся ими не как металл, а как памятники старины, безгласные свидетели канувших в Лету эпох и столетий. Но для Стельмащука любой знак — предмет торга, выколачивания рублей. Вот он покупает за двадцать пять рублей фашистский знак «За 50 танковых атак». Попадись этот знак на глаза любому советскому человеку, он прежде всего задумался бы о зловещем его существе. Пятьдесят атак, пятьдесят вылазок закованных в броню фашистов на позиции наших воинов, на родные поля, на беззащитные села и деревни; каждая атака — огонь, кровь, смерть... И если уж ты коллекционер, если фашистская медаль попала тебе в руки, найди для нее в своей коллекции соответствующее место в ряду других подобных знаков, в том самом месте, где находятся вещественные доказательства преступлений фашизма и где можно увидеть и познать, и оценить подвиг, совершенный нашим народом в Великой Отечественной войне.

Другие мысли владели Стельмащуком, когда он заполучил в свои руки фашистский знак. «Ага, ты стоил мне четвертную,— а ну-ка, я попробую сбыть тебя подороже». И сбывает... У Стельмащука своя такса.

Невольно задумываешься: «Ну а сам-то он был на войне или нет?»

Документы бесстрастны: «Наград не имеет, в годы войны за дезертирство из армии был судим, приговаривался к десяти годам лишения свободы...»

Цинизм и кощунство этого человека безграничны.

Вот ему в руки попадает орден. Советский орден. За труды? За подвиги на фронте? Ничего подобного! Никаких подвигов на фронте мирного труда, как и на войне, Стельмащук не совершил. Правительственную награду он покупает. Да, да — обыкновенным образом, за рубли. И представьте себе, недорого. Значительно дешевле, чем стоил ему «Орловик» Павла I. Всего лишь 65 рублей и несколько немецких знаков — подобных тому... за танковые атаки...

— Продать орден! Советский орден! Полноте! — скажет любой здравомыслящий человек.— Возможно ли такое?

И тут возникает другой вопрос — касающийся принципов нумизматики: правомерно ли коллекционировать советские ордена и медали?..

Как выяснилось на процессе, среди нумизматов есть, к сожалению, такие люди, которые не затрудняют себя подобными вопроса» ми. Они любой орден, в том числе и советский, рассматривают как товар, способный обмениваться, покупаться и продаваться. При этом цены на ордена постоянно меняются. Орден можно продать дорого, а можно и продешевить. Орденом, мол, и спекульнуть дозволено, его можно всучить простаку, сорвать за него куш и можно его переплавить, и можно разобрать по частям: золотую деталь продать одному человеку, серебряную — другому, платиновую — третьему.

— Есть же положение об орденах! — скажет читатель.— Каждый орден имеет свой статут. Один орден после смерти владельца сдается государству, другой остается у родственников в качестве семейной реликвии — например, орден Отечественной войны 1-й и 2-й степени.

Возникает вопрос: откуда же берутся на «черном рынке» ордена, медали? Можно ли представить советского человека, вышедшего на толкучку с протянутой ладонью, а на ней... орден отца или деда?!

Так откуда же попали в руки Стельмащука ордена, медали? Он потому и скупал их по дешевке, что они были заведомо краденные. Другого пути приобретения не было...

Другое дело, ордена прошлых эпох, других государств, канувших в Лету царств — собирай их на здоровье, умножай свою коллекцию. Фалеристикой называется эта отрасль коллекционирования. Но ордена и медали советского периода — знаки доблести, славы и геройства советских людей не должны быть предметом коллекционирования. Собирать их, как Плюшкин собирал ржавые банки, аморально.

Да, Стельмащук выгодно запродал орден. И материалы следствия, и свидетельские показания, и документы — все подтверждает эту кощунственную сделку. Спекуляция! И масштаб крупный,— казалось бы, нет затруднений у суда в квалификации эпизода — одного из многих! — но Стельмащук отрицает свою вину, Вновь пускаются в ход рассуждения о психологии коллекционера, чувствах, эмоциях, неудержимых влечениях к какой-то высшей цели, которую якобы понять может только человек, одержимый страстью собирательства редких знаков. Суд выслушивает все доводы Стельмащука. Судьи, и прежде всего председательствующий Лев Николаевич Монахов, проявляют завидное терпенье. Судьи понимают необычность процесса, необычность подсудимых и стараются всеми средствами и силами, доступными суду, разобраться не только в фактах нарушения законов, но и в мотивах, побуждавших этих четырех сидящих на скамье подсудимых людей совершать противозаконные поступки. В данном процессе выявление сути мотивов подсудимых имеет особо важное значение. Одно дело — процессы о валютчиках. Там было все ясно и сравнительно просто. На скамье подсудимых сидели злостные нарушители валютных операций, стяжатели, спекулянты. Природа их поступков была очевидной. Здесь же сложнее. На первый взгляд, так сказать, по форме — перед нами коллекционер, нумизмат. А по сути — спекулянт.

«А что, если и в самом деле мотивом поступков служила фанатическая, всепоглощающая страсть коллекционера?..» Судья вспоминает показания одного свидетеля: «Стельмащук в юности собирал бабочек». И потом, опрашивая других свидетелей, Монахов не однажды задавал вопрос: «Видали ли вы коллекцию бабочек Стельмащука?» Да, некоторые видали коллекцию бабочек. Она была значительна, в ней были собраны сотни видов, в том числе и редких по красоте экземпляров. Значит, есть в нем душа коллекционера. Есть!..

Но факты свидетельствуют: из нумизмата Стельмащук превратился в спекулянта.

Александр Дудкин сидит на другом конце лавки и вряд ли слушает оправдания Стельмащука. Дудкин облокотился на угол барьера и смотрит поверх присутствующих в окно, Рот у него приоткрыт, и это придает лицу наивное полудетское выражение. Дудкин не похож ни на преступника, ни на нумизмата.

И когда читаешь материалы следствия, а затем слушаешь показания свидетелей, речи прокурора, адвокатов, то это первое впечатление в значительной мере подтверждается. Дудкин совершал свои махинации не по заранее продуманному плану, не с глубокой, хорошо осознанной жаждой к наживе, а по каким-то мотивам озорства и любопытства, замешанным на коварной страстишке вытягивать из карманов братьев-нумизматов соблазнительные рублики. Он давно начал собирать коллекцию монет, но на толкучем месте столичных нумизматов появился лишь тогда, когда стал студентом Московского пединститута. Один нумизмат — высокий, сутулый, с жиденькой бородкой — предложил ему монету, не имеющую отношения к его коллекции. Дудкин повертел монету в руках и с удивлением спросил: «Такая безделица и так дорого стоит?» Однако название монеты запомнил. И когда в другом месте услышал, что другой нумизмат ищет эту монету и готов заплатить за нее вдвое больше, он разыскал того первого нумизмата, купил у него монету и тут же перепродал второму. Получив чистыми изрядную сумму, он поспешил прочь от нумизматов, оглядываясь на толкучку и боясь, как бы там не спохватились. Затем он слонялся по магазинам и думал: «Чудак же он, этот долговязый нумизмат!» И еще он думал о том, как трудно заработать такую сумму на заводе, откуда его прислали учиться в столичный педагогический институт, и что за декорацию, которую он оформлял для народного театра, ему платили значительно меньше. Правда, там, кроме денег, было еще удовлетворение, была радость творчества, было сознание полезности людям, важности своего труда. Дудкин вспоминал те счастливые вечера, когда он сидел в зрительном зале и вместе с рабочими своего завода смотрел спектакль с его оформлением, наблюдал, как зрители воспринимают изображенные им на сцене картины народного быта, исторического прошлого своей страны. И когда однажды при открытии занавеса загремели аплодисменты и кто-то стал кричать: — Художника! Художника!.. — Дудкин поднялся и поклонился людям. Аплодисменты раздались -еще сильнее, а он, не в силах скрыть слез радости, поспешно сел и опустил над коленями голову. Такую радость человеку не могут принести никакие деньги. И никогда Дудкин не забудет тех счастливых минут.

Вспомнив об этом, Дудкин, может быть, пожалел о своем гадком поступке, но угрызения совести не помешали ему делать покупки. И на следующий день он вновь явился на место, где собираются нумизматы, — впрочем, на этот раз он избрал другую толкучку, в другом уголке Парка культуры им. Горького. И в точности повторил свой вчерашний маневр, и удача вновь ему улыбнулась. Так Дудкин из обычного собирателя монет и знаков определенной темы превратился в дельца, в торгаша. Начав с маленьких операций, он переходил к более крупным и, как выяснилось на суде, в отдельных случаях оставлял в дураках и китов нумизматики. Казалось, ему доставляло особое удовольствие надуть маститого коллекционера. И когда он в первый раз увидел Стельмащука и услышал от кого-то: «Вот он — столп нумизматики», — Дудкин воспламенился желанием надуть «столпа». И ему это дважды удалось.

Интересно заметить: Дудкин в своих сделках применял один и тот же прием — тот самый, который применил в первый раз — в операции с долговязым нумизматом. И не раз, потирая от удовольствия руки, повторял: «Чудаки же они, нумизматы!»

Как-то Дудкин, заполучив в руки серебряный рубль, некоторое время вертел его в пальцах, любовался им, а затем сказал: «А если бы из такого металла да сделать серьги!..» И он принялся за работу. И сделал такие серьги, что ими любовались все нумизматы. А один нумизмат — он же известный художник — приобрел серьги для своей жены. Дудкину сказал при этом: «Эх, братец, твои бы руки да умному человеку!..» Видно, тут был и упрек Дудкину, и сожаление, что талант свой редкий он не ценит, не бережет, что занят он делами, далекими от художественного творчества.

Не внял Дудкин голосу художника, продолжал он расширять свой преступный ювелирный промысел, скупал монеты, значки из драгоценных металлов, наспех делал из них кольца, перстни, серьги, сбывал свою продукцию знакомым и незнакомым людям.

В будущее Дудкина заставляет поверить его поведение на суде: он не юлит, не отрицает своей вины — наоборот, склонен преувеличивать тяжесть своих поступков. И на следствии он вел себя так же. К следователю явился без приглашения — узнал, что его махинации известны органам правосудия, сам пришел в прокуратуру, подал заявление, в котором подробно расписал свои «художества». И затем принес коллекцию монет и все знаки из драгоценного металла, собранные им для ювелирных поделок. Все его поведение во время следствия и во время суда как бы говорит: «Судите меня по всей строгости закона, я найду в себе силы отбыть наказание, а затем вернуться к здоровой жизни и сделать немало полезных дел».

На вопросы судьи он отвечает с готовностью — односложно, четко: «Да, было», «Не отрицаю»... Иногда, как бы про себя прибавит: «Бес попутал». Когда он отвечает, на него, подняв голову, смотрит сосед по скамье подсудимых Юрий Хидекель.

В такт словам Дудкина Юрий покачивает головой, иногда приоткроет рот — как бы хочет сказать: «Да, да, так это и было». Что-то в них есть общее — в соседях по скамье. Хидекель так же, как и Дудкин, имеет вид растерянный, слинялый. Снятые под машинку волосы обнажили круглую голову, резко очертили лоб, широкое, мясистое лицо. Хидекель бледен. Он часто склоняет над коленями голову и подолгу сидит неподвижно.

Как и Дудкин, Юрий не запирается. Он и во время следствия вывернул себя наизнанку и теперь, во время процесса, старается помочь судьям не только прояснить его дело, но и все сопутствующие эпизоды.

Хидекель напоминает путника, который шел к своей цели прямо, и был весел, смело смотрел вперед — и вдруг сорвался в пропасть.

Скамья подсудимых узкая, но, как сказал один мудрец, к ней ведут широкие дороги страстей.

По первости у Хидекеля была одна страсть: собирать монеты. И была своя тема. Собирал он себе монетки, прикреплял к планшету, часами просиживал над ними, оживляя стертые знаки, цифры, читая по рисунку гурта, деталям чеканки, штамповки спрятанные от других глаз картины жизни племен и народов, слушая шум битв, шелест лесов, журчанье полноводных, прозрачных, как слеза, рек. Он не гонялся за орденом Белого Орла, за отлитым из чистого золота червонцем, с тем чтобы выгодно перепродать их.

Он искал жалкую, крохотную, позеленевшую монету, нужную только для его коллекции. Энсперты-искусствоведы заключили: «Коллекция Хидекеля — образцовая нумизматическая коллекция, имеющая интерес для исторического музея». И еще есть в деле одна строка: «Его коллекция состоит преимущественно из малого номинала, в ней лишь одна золотая монета». Хидекель показывал свою коллекцию по телевидению.

«Эх, было времечко!.. И надо же было залететь в Москву шведскому гостю!..»

По делам фирмы в Москву из Швеции прибыл Стин Торнгрен. Приятный улыбающийся человек. Не старый и не молодой. Его интересовало дело, только дело. Впрочем... у него есть хобби: он собирает коллекцию монет. Он тянет Хидекелю руку, с приятной улыбочкой говорит:

— Ваша коллекция делает вам честь, я слышал о ней, да, слышал но у вас, русских, говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

— Пожалуйста, я с удовольствием...

— Я бы купил серебряные рубли. Русское серебро — это, знаете, красиво. Люблю серебро. Этакий матовый лунный свет. В вашей коллекции есть царские рубли?..

— В моей нет, но я сведу вас...

— Не надо сводить! Зачем лишние знакомства. Вы сами.

— Хорошо, я постараюсь для вас достать.

Вскоре Хидекель приехал к Торнгрену и привез ему семь русских серебряных рублей дореволюционной чеканки. Торнгрен долго любовался «лунным светом» русского серебра, а потом отсчитал Хидекелю доллары американской «чеканки». Хидекель принял доллары, но вид при этом имел смущенный и долго не отходил от нового друга, хотел с ним заговорить и не решался.

— Понимаю, — улыбнулся Торнгрен. — Вы не знаете, что с ними делать. Этому горю легко помочь.

В тот же вечер Хидекель вместе с Торнгреном были в валютном магазине фирмы «Березка». Швед купил для Хидекеля две пары сандалий, семь рубашек и «дубленку».

Торнгрен уехал в свою родную Швецию, оставив Хидекеля в расстроенных чувствах. Он предавался воспоминаниям и ждал, когда Торнгрен вновь появится в Москве и, точно волшебник, кинет ему на плечи новые наряды.

Ждал Хидекель Торнгрена, а сам не дремал. Зная, что его новый друг интересуется памятными рублями, одолжил у одного нумизмата четыре ценных монеты: в память Александра I, в память Николая I, в память Бородино и еще один старинный рубль. Кроме того, приготовил Хидекель для закордонного гостя еще два памятных рубля, шведскую серебряную медаль и около ста серебряных советских рублей и полтинников.

Вскоре Торнгрен вновь пожаловал в Москву. Хидекель приглашает его на квартиру и продает монеты за 200 долларов.

Очередная встреча. На этот раз Хидекель продает Торнгрену 11 русских серебряных рублей, Торнгрен отваливает за эти монеты 2000 долларов.

Хидекель, заполучив доллары, теперь уж не испытывал смущения, не звал Торнгрена за покупками: он знал, что надо покупать и как надо покупать. Вспомнил формулу: «Деньги делают деньги». И поехал в магазин. Там он купил японские транзисторные радиоприемники — платил по 53 доллара, затем перепродавал их по 150–200 рублей. Не нужно быть бухгалтером, чтобы вычислить рубли, «сделанные» Хидекелем таким нехитрым приемом. Деньги делали деньги, страсти делали страсти. Планшет с образцовой коллекцией монет покрылся пылью, история тысяч принцесс и королей уж больше не занимала воображение. Отшумели, угомонились и тряпичные страсти. И хотя желание приобрести необыкновенную вещь еще теплилось в его груди, еще манили его окна валютных магазинов, но к этим страстям и страстишкам теперь прибавилась новая страсть и крепко им завладела. Она-то и привела Хидекеля на скамью подсудимых.

История Хидекеля поучительна. Из нее видишь, что и коллекционерство может совратить нестойкого человека, сманить его на путь коварных соблазнов, преступных афер. Блеск монет и знаков, «лунный свет» серебра могут воспламенить в глазах жажду наживы, страсть «делания денег». Нужна цельность натуры, стойкость характера, чтобы коллекционер навсегда остался верен бесцветной монетке Кушанского царства.

Хидекелю такой стойкости не хватило.

— Сделка с иностранной валютой карается законом: вы понимали, на что идете? — спрашивает Хидекеля судья Монахов.

— Да, я поступал гадко, это мне было ясно, но о том, что совершаю преступление, — признаться, не думал.

Но суд не освобождает человека от ответственности по причине незнания им законов...

Когда слушаешь дело четвертого обвиняемого, сидящего на скамье подсудимых, — Дмитрия Корчагина, то невольно думаешь: этот и сейчас не понял, за что его судят. Он больше всех ростом, сильный телом — электромонтажник по профессии и артист по душе. Еще в детстве он стал собирать спортивные значки. Набрал 250 значков — все олимпийские. Можно себе представить, какого труда стоила ему эта коллекция. Об олимпийских играх, о чемпионах и рекордах Корчагин может рассказывать часами, раскладывая перед вами значки. Спортивные флаги и эмблемы. Фигурки бегущих, плывущих, летящих спортсменов. На поле одного значка — иссеченный меридианами земной шар, на другом — голубь, парящий в синем небе...

Заниматься бы да заниматься Корчагину значками, но однажды он не удержался от соблазна совершить сделку, ничего общего с интересами коллекционера не имеющую, — обменял свою газовую зажигалку не два серебряных монгольских тугрика. Но поскольку Корчагин монеты не собирал, а собирал олимпийские значки, он тугрики затем продал, притом очень выгодно. Может быть, это был случай, когда слесарь-электромонтажник впервые узнал не из учебника, а из жизни, что деньги можно добывать не только трудом. В душе его страсть к олимпийским значкам сникла; он ступил на скользкую дорожку стяжательства.

Той же осенью 1969 года Корчагин купил за 750 рублей портретный серебряный рубль Павла I 1796 года. С месяц этот рубль лежал в коллекции рядом с олимпийскими значками. Скромные значки потерялись в лучах старинного русского серебра, на них теперь и смотреть не хотелось. Но через месяц Корчагин встречает Хидекеля, приоткрывает перед ним ладони с зажатым в них портретным рублем, и тот затрясся в нумизматической лихорадке. Спекшиеся от волнения губы смогли произнести одно слово; «Продай!» И когда Корчагин назвал цифру: «1260», Хидекель не мог ни осмыслить, ни опровергнуть — он отсчитал 1200 рублей.

И как снежный ком, несясь с горы, увеличивается в размерам и все время набирает скорость, так новые страсти, родившиеся в груди Корчагина, распалялись, влекли его на толкучку нумизматов. В его коллекции спортивных значков давно лежала серебряная звезда русского ордена Белого Орла. В свое время он отдал за нее кучу значков, не олимпийских и потому не нужных ему. Звезда приманила его лунным блеском, величиной и необыкновенным, романтическим названием. Потом он за 200 рублей купил знак того же ордена. Теперь же, в пору горячих страстей, он взглянул на эти нагрудные знаки новыми глазами и перепродал их Стельмащуку за 1000 рублей.

— Слушаю и ушам своим не варю! — говорил в кулуарах во время перерыва одни пожилой мужчина с клиновидной бородкой. — Он же коллекционер! По природе! По натуре!.. Однажды я зашел к нему на огонек. И что вы думаете? У него даже из маленьких бутылочек собрана коллекция. Сотня типоразмеров! А?.. Что вы на это скажете?..

Прикрепленные файлы

Процесс разбирательства окончен, судьи в последний раз удалились в совещательную комнату. Ждали их с нетерпением. И с таким же нетерпением вое присутствующие в зале — в особенности родные подсудимых и, конечно, сами подсудимые — выслушали приговор. Стельмащук и Хидекель — 4 года лишения свободы; Корчагин — 3 года; Дудкин — 3 года — условное осуждение с обязательным привлечением к труду на каком-нибудь предприятии.

Итак, суд сказал свое слово.

Всесоюзное общество филателистов, в состав которого входила секция нумизматов, тоже вынесло свой приговор: объявило о роспуске секции нумизматов. Наверное, рассудили примерно так: — Ах, вы спекулянты!.. Мы вас знать не хотим!..

Конечно же, руководители ВОФ знали, что на скамью подсудимых попали дельцы от нумизматики и что подлинные нумизматы — а их в секции 501 человек — ничего общего не имеют с этими дельцами, но уж если пресекать зло, так напрочь.

Не можем с этим согласиться. Аморальные махинации отдельных нумизматов с советскими орденами и медалями не могут скомпрометировать нумизматику как область человеческих увлечений.

Комментарий юриста.

Сразу оговариваюсь: комментируется судебный очерк Ивана Кострова, а не уголовное дело и тем более не приговор суда, суждение о котором вправе высказывать лишь кассационная или надзорная судебные инстанции.

Раньше всего мне хочется отделить нумизматов от нарушителей правил о валютных операциях и спекулянтов валютными ценностями. До тех пор пока Стельмащук, Корчагин, Хидекель и Дудкин собирали золотые и серебряные монеты, ордена и медали для своих коллекций — никакого преступления они не совершали. На преступный путь они встали с того самого момента, когда начали торговать золотыми и серебряными монетами, извлекать барыши из их скупки и перепродажи. Это и есть нарушение правил о валютных операциях и спекуляция валютными ценностями — преступление, предусмотренное статьей 88 Уголовного кодекса РСФСР (подобные статьи есть в уголовных кодексах всех других союзных республик).

Валютные преступления, несмотря на относительно небольшую распространенность их, представляют значительную общественную опасность и законом отнесены к категории государственных преступлений.

Валютные преступления опасны тем, что они ослабляют систему строгого контроля Советского государства за валютными операциями и уменьшают поступление иностранной валюты в казну. Продажа ее по ценам так называемого «черного рынка» снижает курс советского рубля. Валютные преступления, как правило, способствуют совершению других преступлений — контрабанде, хищениям народного добра, спекуляции и т. п. Очерк Ивана Кострова наглядно подтверждает это. Нумизмат Хидекель кончил тем, что его лишили свободы.

Корчагин не только нарушал правила о валютных операциях, он спекулировал валютой и всем, что попадет ему под руку.

А Дудкин? Он, как видно из очерка, не только «грешил» валютными операциями, но и занялся незаконным промыслом — что также наказывается по закону.

Валютчики в силу природы, характера самого преступления часто завязывают связи с иностранцами — туристами, коммерсантами и т.п., выискивая среди них партнеров по валютным махинациям.

Искренне благодарен Bibliograf за сохраненный материал.

[Захарьин-Кошкин 277]

Первый мой сознательный обмен - год 72й так.

2 пластинки вот этого на такой

[Захарьин-Кошкин 277]

А ещё недолго был ДК "Динамо" (вроде так назывался) у м Автозаводская. Маленький, душный. Там дядя один наклонился над альбомом, а альбом на подоконнике лежал. Потерял сознание и нырь головой в окно. Стекло разбил - там и отдышался...

[але-кс 124]

Да,жевачка,в СССР стоила дороже монет)))Интересно!

[Map 63]

А ещё недолго был ДК "Динамо" (вроде так назывался) у м Автозаводская. Маленький, душный. Там дядя один наклонился над альбомом, а альбом на подоконнике лежал. Потерял сознание и нырь головой в окно. Стекло разбил - там и отдышался...

Может это всё же ДК ЗИЛ ?

[прохожий 177]

Может это всё же ДК ЗИЛ ?

Не может. Именно Дк "Динамо", жуткий сарай.

[Map 63]

Не может. Именно Дк "Динамо", жуткий сарай.

Они рядом что-ли ?

Значит не привелось мне там бывать.

[Serg-antik68 1 352]

Тема была насущная - про УБ , а ща какие-то воспоминания !

[Map 63]

Тема была насущная - про УБ , а ща какие-то воспоминания !

Так от УБ только они и остались...

[3777 1 584]

Тема была насущная - про УБ , а ща какие-то воспоминания !

Чем насущная??

Сгорела деревня, надо новую строить... или переезжать. Холодные угли не греют, греют воспоминания.

[Serg-antik68 1 352]

Чем насущная??

Сгорела деревня, надо новую строить... или переезжать. Холодные угли не греют, греют воспоминания.

Ну ещё вроде до конца месяца там всё будет.

[GIK 116]

А в это воскресенье сбор в УБ еще будет? Собирался приехать...

[GIK 116]

Оп, не увидел предыдущий пост, значит еще окунемя в легенду